ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА ГАРИФА БАСЫРОВА

Итоги выставки

С 17 августа по 17 сентября в рамках III Всероссийского открытого биннале-фестиваля графики «УРАЛ-ГРАФО»: http://вечерний-екатеринбург.рф/culture/visual/39317-ural-grafo-nachnyotsya-vystavochnym-trio в большом  зале Свердловского регионального отделения Союза художников России открылась персональная выставка Гарифа Басырова.

Гариф Басыров родился в 1944 г. в  сталинском лагере № 26 (АЛЖИР) Акмолин­ской области, Казахстан. В 1963 г. окончил Московскую среднюю художественную школу, в 1968 г. - художественный факультет ВГИКа (Всесоюзного Государственного института кинематографии). В 1975 г. вступил в Союз художников СССР, в 1990 г. - в Международную Федерацию художников (IFА). Участник более 200 городских, республиканских, всесоюзных, международных выставок, обладатель более 30 международных наград.  Умер в Москве в 2004 г.

Произведения Гарифа Басырова находятся в Государственной Третьяковской галерее (Москва); Государственном Русском музей (Санкт-Петербург); Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (Москва); Государственном музее Востока (Москва); Екатеринбургском музее изобразительных искусств (Екатеринбург); The European Illustration Collection Hull Gallery (Халл, Великобритания); Enrico Navarra Gallery (Париж, Франция); Kunstraum, (Штутгарт, Германия); КРМG (Штутгарт, Германия), а также в частных коллекциях США, Швейцарии, Франции, Германии, Австрии, Великобритании, Италии, Израиля, Дании, Польши, Болгарии, России.

Творческая биография Гарифа Басырова началась в конце 1960-х, после окончания  ВГИКа. В 70-х годах начал активно показывать работы на графических выставках и примерно к концу десятилетия был всерьез заме­чен. Практически тогда же обрел широкую известность как постоянный автор журнала «Химия и жизнь». Работал в разных графических техниках, как печат­ных (офорт, литография), так и уникальных (рисунки карандашом и тушью); предпочитал последние.

Гариф Басыров был заметной фигурой в среде  графиков, а поскольку гра­фика в ту пору являлась своего рода «элитным подразделением» Союза ху­дожников, яркие фигуры из этого цеха и в общем спектре оказывались весьма на виду. Тем более, что «продвинутой» считалась именно та графика, которая не слишком культивировала свои прикладные, сугубо материаловедческие и связанные с цеховой суверенностью (обусловленное генетикой анклавное местоположение «высокого ремесла») смыслы - а, напротив, отказавшись от ставки «на технику», стремилась быть «вообще искусством», усваивая его универсальные языки и учитывая его глобальный контекст. В этом простран­стве басыровские рисунки попадали в совсем уж привилегированный разряд не только в силу очевидных художественных достоинств, но и просто по степе­ни преображения и «пересочинения» реальности - натурные импульсы в них явно подчинялись правилам авторской поэтики, становясь элементами сис­темного целого. А это ценилось: именно потребность в своего рода «сис­темном обеспечении», способном преодолеть случайность художественных жестов и их зависимость от внешних и чисто зрительных впечатлений дейст­вительности, во многом определяла тогда вектор движений в искусстве.

Психологически Басыров ин­теллектуал, человек охлажденного ума и очень точного ощущения своего и чужого «рrivaсу», он вообще как-то не попадал в ожидаемые типологические «отсеки»: восточное имя - и сугубо европейские внешность и повадка, факт рождения в Акмолинском лагере, предполагающий обостренность социальных реакций - и джазовая, ироническая легкость манеры, подчеркнутая элегант­ность, безукоризненный вкус, -  в том числе, вкус поведенческий.  

Несмотря на частые смены техники и виртуоз­ность владения каждой из них, серии провоцировали не столько формальный, сколько мотивный анализ. Было ясно, что художник предлагает некую модель мироздания, структурированную вокруг архетипических ситуаций, что в этих ситуациях отзывается бытийная проблематика 70—80-х годов: неустойчивость, тревога и жажда укорененности, пространственная замкнутость и мысль о сво­боде, тематизация полета и преодоления земной тяжести. И что «культурный слой» этих рисунков и офортов требует ответных интеллектуальных и анали­тических усилий - во всяком случае, навыков литературно-ассоциативного мышления и восприятия «косвенной речи» в целом.

«Персонажи» Басырова не сразу обрели словарную отчетливость типа и об­лика - в графике первой половины 70-х годов на первый план то выходила конкретная и очень острая наблюдательность (уводящая в портрет или жанр), то, наоборот, педалировалось «желание странного» -  фантастического, сюр­реального, гротескного. К концу 70-х, с возникновением первых «Обитаемых пейзажей» и «Горожан за городом» система, можно сказать, получила системные очер­тания: «Наш микрорайон» (1974 г.) как-то незаметно превратился в своего рода «планету людей». Длящаяся история казалась неисчерпаемой, она все время прирастала мифологемами или си­туационными метафорами - появлялись «Люди в углу» и «Люди с грузом», люди, смотрящие в небо («Космос») и по этому небу летящие («Ветер»), погруженные в самосозерцание («Нарцисс») и испытывающие на прочность собственные тела («Спорт»). И сама графическая манера в соответствии с этим планетарным масштабом словно на глазах постепенно «объективировалась»: исчезали офортная экспрессивность линий (прежде присутствовавшая и в ри­сунках) и почерковая импровизационность, предельно проработанной становилась поверхность, все чаще вводился цвет, тоже легкий, но все равно как бы «припечатывающий» изображение к листу. «Игольчатые» штрихи ложились на бумагу «чисто», и пространство разво­рачивалось с равномерной - скалярной -  незаинтересованностью в героях и событиях. Устойчивой семантике чем дальше, тем больше отвечала устой­чивая фактура: прозрачная, проницаемая - как в сновидении, где тактильное усилие не встречает сопротивления среды.

Постановочная наглядность мизансцен, где человек в простейших глагольных обстоятельствах (лежащий, читающий, спешащий, спящий и так далее) представал перед лицом как бы открытого мироздания (бескрайняя равнина, бескрайнее небо, пустырь до горизонта), сама по себе провоцировала свободу вчитывания смыслов.

Басыровские листы нередко появлялись на книжных выставках, «притворяясь» неизданными иллюстрациями к какой-нибудь, как правило, зарубежной прозе -  к сборнику нидерландских новелл или к Максу Фришу. Конечно, тогда для многих графиков-станковистов подобная маскировка была единственным шансом показать свои работы - но характерно абсолютное попадание стилистики именно этих рисунков в «чужой» контекст, а если точ­нее, в строй экзистенциалистской литературы, оперирующей, по сути, одними и теми же, независимыми от географии и идеологии, универсалиями чело­веческого существования.

Ощущение такой универсальности, всеобщности бытия почти на уровне фактуры возникало в некоторых офортах и литографи­ях - там, где длинные штрихи или облачные очертания пронизывают фигуры, нарушая их телесную непроницаемость, делая их причастными космическому ритму. Или в тех, где персонажи глядят на звезды, но и звезды глядят на них, и пульсирующая вселенная посылает на землю вспышки-лучи...

В рамках III-го Всероссийского открытого биеннале-фестиваля графики «УРАЛ-ГРАФО» представлены серии Гарифа  Басырова, выполненные в 1980-е: «Люди с грузом», «Космос», «Ветер», «Нарцисс», «Спящие», «Диалоги».

Галина Ельшевская, искусствовед, Москва